Вчера в «Stechkin Bar» выступил дуэт «Электрофорез» с презентацией дебютного альбома «Quo Vadis?». Мы поговорили с Иваном и Виталием об аудитории, фестивалях, фан-клубе и планах на будущее.
Фото: Вадим Лукьянов
Ваш тур подходит к концу, вы посетили почти 20 городов. Петербургская публика как-то отличается от всех остальных?
Иван: Петербург стоит особняком, и он отличается просто тем, что для нас эта аудитория действительно родная и одна из самых взыскательных.
Виталий: В некоторых городах бывает достаточно застенчивая публика. Например, в Ставрополь мало кто приезжает, и аудитория стесняется показывать свои эмоции. Такое иногда случается.
То есть до провинциальных и московских слушателей некоторые тренды доходят с опозданием?
И.: Сейчас, мне кажется, такого нет, ведь в провинции на концерт какого-то условно модного исполнителя может прийти 50 человек даже на пике его популярности. Это же не поп-музыка. Я бы назвал это «нишевой поп-музыкой».
Фото: Вадим Лукьянов
Как смотрите на то, что большинство людей в зале, по крайней мере сегодня, младше вас?
И.: Когда я нахожусь на сцене, я смотрю на это сугубо положительно, потому что я не хочу играть для взрослых.
В.: Я вообще плохо вижу дальше второго ряда.
И.: Хотим мы этого или нет, прирост основной публики сейчас приходится на людей от 16 до 20 лет. Мы рады видеть новых людей: это здорово, мы с ними на одной волне. Наше поколение очень ревностно относится к появлению молодёжи на концертах.
В.: Это что-то, похожее на ненависть первокурсников, пишущих посты после выпускного о том, как [им надоели] школьники.
Фото: Сергей Ульянов
Когда вы создавали группу, из чего складывался образ вашего среднестатистического слушателя?
В.: Когда мы начинали в 2012 году, вся публика была гораздо старше нас, мы играли околоавангард, им было 25–27, а нам по 20.
И.: Это было очень смешно. Мы были очень хипстерской группой, и в то же время находились в оппозиции по отношению к остальному хипстерскому движению. Все играли на английском: On-the-Go, Pompeya… А мы были таким «русским ударом под дых».
В.: Я тогда играл во «Что? Где? Когда?» на городском уровне, и на одном из наших ранних концертов я увидел около 15 человек из того окружения.
Фото: Вадим Лукьянов
Тогда ведь даже не было «абстрактных мемов для элиты всех сортов», «Пыльника». И вот прошло несколько лет, появились «Боль», «Motherland» и другие фестивали…
И.: А вы понимаете, почему они появились? Молодёжь повзрослела и начала развиваться в европейском ключе. Например, фестиваль «Боль» обозревал журнал «Dazed». Фестиваль «Боль» – фестиваль, который мы заслужили. Идиотское выражение. Но фестиваль «Боль» – это круто. «Ионотека» – это круто. Это действительно андеграундная культура. В Петербурге есть клубы, которые на протяжении определённого времени являются кузницей кадров независимого российского шоу-бизнеса. Раньше это был «TaMtAm», «Грибоедов»…
В.: Можно отметить такие клубы, как «Молоко» и «Fish Fabrique».
Фото: Сергей Ульянов
А кого из новой русской волны можете для себя отметить? Воспринимаете ли вы кого-нибудь из них как идейных врагов?
И.: На самом деле меня бесит, как отвечают остальные музыканты на такие вопросы, потому что они начинают нести [чушь] в духе «все – пидарасы, а я – Д’Артаньян».
В.: Или наоборот говорят что-то очень «плюшевое».
И.: Существует большое количество артистов, которые интересны в России. Например, мы привезли в Москву из Петербурга группу Bananafish – хотим, чтобы нас поддерживали только питерские команды. В некоторых городах у нас был такой разогрев, что вроде бы слушаешь – всё хорошо, а потом начинаешь общаться и понимаешь, что у людей в голове говно. Какая-то группа рассказывала, что Буерак – это продюсерский проект и тому подобное. Когда человек несёт подобную чушь, хочется спросить: «Ты дурак?», но вежливость не позволяет тебе этого сделать.
В.: Поэтому ты перед своим выступлением полтора часа вынужден слушать какие-то [восхитительные] истории.
И.: В Петербурге ни у кого нет идейных врагов. В Петербурге таких людей единицы и я ощущаю единение музыкантов, даже работающих в разных жанрах, друг с другом, в отличие, например, от Новосибирска.
В.: Там коалиции, настоящие «Игры престолов».
И.: Когда мы это слышим, нам кажется это полной [ерундой]
Фото: Сергей Ульянов
А что с Екатеринбургом? Для многих он является аномалией в плане музыки.
И.: Может, в плане СПИДа?
Несколько дней назад Гнойный заявил со сцены то же самое.
И.: Мы уважаем Екатеринбург, это хороший город.
В.: А ещё там есть ФК «Урал», который замечательно то сдаёт матчи «Ахмату», то покупает их.
Чувствуете ли вы себя музыкантами, которые многого достигли?
И.: Нет. Просто мы с Виталием хотим получить Грэмми.
В.: Также мы хотим выступить на «Что? Где? Когда?», и чтобы нашу песню взяли в FIFA.
И.: Прикол со «Что? Где? Когда?» заключается в том, что у нас, возможно, это получится. Молимся, чтобы это получилось.
Фото: Вадим Лукьянов
В интервью COLTA.RU вы утверждали что «Quo Vadis?» – альбом, к которому вы готовились всю жизнь. Как он создавался?
И.: Мы сидели на нашей точке, которая находится на набережной Обводного канала, в бывшем здании фабрики «Веретено», работали со звуком, записывали… От сведения до мастеринга – всё было сделано нами самостоятельно.
Почему именно роман «Камо грядеши» повлиял на вас?
И.: Ты не чувствуешь, что сейчас происходит в Петербурге? В России? У тебя есть ответ на этот вопрос? У меня его тоже нет. Зыбкая ситуация: вроде бы всё хорошо, а вроде бы и нет. Есть ощущение того, ничто что-то во всём этом неправильно. Это напряжение не может исчезнуть. Если внимательно читать труд Генрика Сенкевича, то эмоции, которые он оставляет, очень схожи с альбомом. По крайней мере, нам так кажется.
Вы следите за вашим фан-клубом в VK? Есть любимые мемасы?
И.: Думаю, с нашей стороны это будет самолюбованием.
В.: А я вообще жду, когда наш фан-клуб объявит войну какому-нибудь другому фан-клубу.
Фото: Сергей Ульянов
