Разговор с главой еврейского благотворительного центра Фаиной Перецовной о войне, сложностях жизни в эпоху перестройки и современных тульских реалиях.
В первую очередь хотелось бы узнать больше лично о Вас: откуда Вы родом, где учились, работали и как пришли к тому, чем занимаетесь сейчас?
Фото: официальный сайт
Хорошо, расскажу Вам немного о своей биографии. Родилась я на Украине, Винницкая область, Могилев-Подольский район, в местечке Озаринцы, в 1939 году. Когда началась война, мне еще не было двух лет. Папа мой был на фронте, мы с мамой оказались на оккупированной территории. И, как вы знаете, немцы уничтожали евреев только за то, что они евреи, других причин не было. Когда они заходили в любой населенный пункт, в город, то они сразу собирали евреев и вели их на расстрел, живьем закапывали во рвы. Так было в Киеве, за три дня уничтожили более 150 тысяч евреев. Шли целыми колоннами на смерть. За время войны в Советском Союзе и Европе было уничтожено 6 миллионов евреев. До войны нас было 18 миллионов, одна треть евреев была уничтожена во время Второй мировой войны. Мы росли и знали только то, что наши родители видели, что слышали где-то от кого-то, но в прессе ничего о Холокосте не было. О Холокосте стали говорить 20-25 лет назад, не раньше. Выяснилось, что я с моей семьей оказалась на территории, которая была отдана Румынии, которая воевала на стороне Гитлера. И в нашем селе за все годы оккупации, а мы были под ней где-то три с половиной года, немцы у нас были всего 3 раза. Забегали в деревню и мужчин, в основном, убивали. Все люди, которых я и сейчас встречаю, — это те, кто жил на нашей территории. Потому что на всей остальной оккупированной территории Советского Союза — там, где был немец, — евреев просто уничтожали, а вот кусочек земли небольшой — Одесская область, Николаевская и часть Винницкой — это Транснистрия (прим. ред.: Транснистрия — зона румынской оккупации между Днестром и Южным Бугом). Вот в этом гетто мы были. И к счастью, мы остались живы.
А где воевал Ваш отец?
Папа мой воевал санитаром, был ранен под Будапештом. Он вернулся с войны без руки. Недавно в Подольске открылся военный архив, и нам пришел еще один наградной лист отца. Мои дети сейчас составляют родословную, этот документ им был нужен. Когда отец вернулся, это, конечно, было большое счастье, потому что отцов у многих немцы либо расстреляли, либо убили на фронте. Так что послевоенное детство было не такое страшное, как у детей, оставшихся без отца. В 46-году я пошла в школу в Озаринцах. У нас была синагога, которой сейчас уже более 650 лет, была православная церковь и был католический храм. И все жили очень дружно, и никогда у нас не было распрей. Все учились в одной школе, подружки были разных национальностей. И Пасху справляли сначала католическую, потом иудейскую и православную. И все наше местечко спаслось благодаря украинцам. Их не трогали: среди украинцев было много людей, которые работали с немцами. Но очень многие украинцы спасали евреев. И почти все мы спаслись благодаря тому, что они нас прятали. Меня и маму прятала одна украинская семья, дядя Ваня и тетя Ганна, у них не было детей. Мы три месяца жили в подвале. Над нами корова была, там мы и жили, и ели. И когда я плакала, мама мне рот затыкала, потому что если бы нас услышали и нашли, то этой семье грозила бы смерть.
Как Вы жили после войны?
После войны я пошла в школу, она у нас была хорошая. Не каждая деревня на Украине имела такую. Там я закончила 10 классов с золотой медалью. Но тогда, после войны, антисемитизм на Украине огромный был, евреев плохо принимали в ВУЗы. И вот, я поступила во Львов в политехнический институт, окончила нефтяной факультет. После окончания института я вышла замуж, мой муж окончил полиграфический институт во Львове. Во Львове было очень много маленьких типографий, а в России уже тогда, в 1961-62 годах, был построен огромный полиграфкомбинат в Чехове под Москвой. И муж мой стал сюда ездить, хотел устроиться тут на работу. Как раз тогда в Туле открывалась типография, на проспекте Ленина, 109, в которой печатали книги для издательства «Советский писатель», и его туда взяли начальником цеха офсетной печати. Так мы попали в Тулу.
А Вы в это время чем занимались?
Фото: Катерина Сокол
Я во Львове работала четыре года после окончания института. В Туле, меня взяли на работу во ВНИПИМ, химический институт младшим научным сотрудником. Там я проработала до перестройки, когда начали уже возрождаться еврейские диаспоры. Уже можно было синагогу вернуть в тех местах, где она когда-то существовала. Но, к сожалению, в Туле ничего не осталось. В Туле из еврейского осталось только уникальное еврейское кладбище, которому уже почти 200 лет. Тогда, еще работая в ВНИПИМе, я начала заниматься общественной деятельностью. И эта общественная деятельность так меня поглотила, что стала моей дальнейшей работой. Хотя я уже тогда почти на пенсию выходила, но, в итоге, я на пенсии не была ни единого дня.
Как Вы справляетесь с этой нагрузкой сейчас?
Ну, сейчас уже, конечно, сложновато, возраст свое берет, но, тем не менее, пока в строю.
С чего началась Ваша общественная работа?
В самом начале я, когда уже были еврейские центры в Москве, попала на всемирную, кстати, конференцию еврейских женщин в Киеве. Там были еврейские женщины со всего мира, и конференция длилась 9 дней. Она была очень интересной, ее готовили американские женщины целых два года. Нас, участников, было 300 человек. Мы были разбиты на группы: половина советских женщин и половина иностранных. Самое главное, что я там узнала, — в Советском Союзе уже есть места, где занимаются благотворительностью. И, когда я оттуда вернулась, пошла в синагогу. На этой конференции я узнала, что евреям возвращаются синагоги, но в Туле нам вернуть нечего было. У нас до революции были молельные дома в центре города, три больших молельных дома. Но все это было снесено. И мы оказались перед проблемой — нам негде было работать. Благотворительный фонд «Джойнт» подарил нам целую библиотеку, но нам негде было эти книги размещать. Я не видела ни одной еврейской книги примерно до 1994-95 года. Ничего этого не было, а сейчас уже очень много книг, и мы возрождаемся. Мы даже детский сад открыли, он у нас существует с 99-го года, то есть уже почти 20 лет, и дети сейчас, уже имея свой дом, изучают иврит. И, кстати, не только еврейские, но и русские, и дети других национальностей.
Когда было построено это здание?
Мы арендовали 10 квадратных метров в 26-й школе, перебивались, как могли. И тогда мне мой муж говорит: «У православных есть церковь, у адвентистов есть церковь, у католиков есть церковь, ну что мы, хуже других? Нет — значит, надо делать». И тогда мы обратились к властям с просьбой, чтобы нам выделили или какой-то недострой или участок. На улице Свободы 41 стоял деревянный генеральский дом, очень красивый снаружи. Но внутри дом был гнилой. В 96-м году, когда мы попросили передать его нам, глава администрации Советского района пошла нам навстречу. Но дом нужно было разобрать, потому что он уже не подходил для реставрации, нужно было эту площадь освободить и начать строить с нуля.
На какие средства Вы смогли это сделать?
Фото: официальный сайт
Нам нужно было отдать взамен дома четыре квартиры. Там почти все жители расселились самостоятельно, но оставалось несколько семей, которым нужно было дать жилье. Это был приблизительно 97-й год. А до этого, в 92-м, когда я вернулась с конференции, мы начали работать, как волонтеры. Это я сейчас так говорю, раньше мы не знали такого слова. И я собрала людей, готовых работать не за деньги, а за идею, и пошла в синагогу, на Московской улице, там была маленькая комната, где люди молились. Староста синагоги вытащил блокнотик и дал мне 70 фамилий. 70 человек, нуждавшихся в помощи. Мы начали уход за ними, покупали продукты. Сами, с моим мужем, давали на это деньги. Это была первая программа, которую я сделала, — уход на дому для одиноких людей, которых хотели забрать в дома для престарелых. Меня уже знали в городе, и даже соцзащита звонила мне и говорила: «Вот женщина, она еврейка, ее хотят забрать в дом для престарелых, может, вы ее возьмете под свое крыло». Мы с мужем за свои деньги нанимали людей, которые выхаживали этих стариков. И вот в 97-м, когда нам нужно было эти четыре квартиры отдать за генеральский дом, они у нас уже были.
За счет тех людей?
Да, за их счет. Потому что мы за ними ухаживали, а у них никого не было, и они сами оставляли нам эти квартиры. Когда человек умирал, я просила оформлять завещание именно на синагогу, потому что тогда еще благотворительного центра у нас не было. Так мы и получили этот участок земли. Я снова ходила по людям, ходила по директорам. У меня уже в то время был большой список людей, которые нуждаются в помощи, но не было ни одного человека, который мог бы нам помочь финансово. И вот, среди инициативных волонтеров, которых у меня тогда уже было 20-25, мы стали формировать группы по 2-3 человека, и если мы узнавали о еврее — директоре или заместителе директора какого-нибудь завода, то мы посылали волонтеров переговорить с ними. И они возвращались и говорили: «Вам нужно идти с ними разговаривать, они над нами смеются». Вот так нас в шутку тогда и воспринимали *(смеется)*. Ну ничего, мы все равно ходили и просили о помощи, и находились люди, которые захотели нам ее оказать. И был такой человек, да и сейчас есть, Боград Александр Абрамович, который был коммерческим директором Туламашзавода. Он сразу сказал, что будет нам помогать. Администрация города, еще до нынешнего земельного участка, выделила нам торцевую часть детского сада, на проспекте Ленина, 145. Это был новый детский сад. Но в то время демография была ужасная, сады пустовали. Это был 1996-97 год, детский сад пустовал уже 4 года. И нам выделили его торцевую часть с условием, что мы отремонтируем весь детский сад, а это 2 тысячи квадратов. Тогда Александр Абрамович нам очень помог, и «Тулачермет» помог, и волонтеры очень помогли. Мы этот детский сад ремонтировали и находились в нем 10 лет. И за эти 10 лет мы построили новый дом. И сейчас я, оглядываясь назад, удивляюсь, как нам это удалось, как удалось все сделать? Нужно было очень-очень этого хотеть, очень-очень желать, чтобы Господь нам так помог.
Так как Вам, все-таки, это удалось?
Этот дом мы строили всем миром. Была небольшая помощь от Благотворительного фонда «Джойнт». Дом мы построили исключительно на пожертвования туляков всех национальностей. Наш дом — интернациональный дом. Для евреев, для русских, для всех.
С чего Вы начали свое возрождение?
Фото: официальный сайт
Мы уже тогда понимали, что возрождение начинать нужно с детского возраста. Это тоже было очень проблематично, но администрация города пошла нам навстречу. Нам разрешили организовать еврейскую группу в муниципальном детском саду. Мы набрали одну группу, потом две группы, они у нас долго были в этом саду. Там и сейчас осталась одна группа. И сейчас, когда демография улучшилась, и мест стало не хватать и русским детям, конечно, нас урезали, оставили только одну группу, но я детей забрала сюда, на улицу Свободы, 41.
То есть, Вы получили лицензию?
Да, когда мы уже построили этот дом. Его мы начали строить в 2001-м году. И, поскольку мы строили только на пожертвования, это было довольно долго. Мы сделали торжественное открытие только тогда, когда обустроили первый этаж, то есть остальное было только как коробка, никакой отделки ни второго, ни третьего, ни цоколя. Но нам пришлось переехать, потому что в детском саду, который нам дали безвозмездно на десять лет, как раз в 2006 году заканчивалась аренда, и нужно было куда-то деться. Первый этаж мы открыли в 2004-м, а переехали мы в декабре 2006-го, но находиться здесь было невозможно из-за отсутствия отопления. На котельную нужно было 30 тысяч долларов, но я не могла их найти. И только через год появился спонсор, который дал нам эти деньги, и мы смогли оплатить это оборудование. В конце 2007-го года мы переехали окончательно, ровно через десять лет от начала аренды в детском саду. Потихоньку начали делать отделку остальных этажей. В проекте у нас все было предусмотрено. Первый этаж у нас был под проведение праздников; первоначально мы занимались именно ими, ведь наши евреи даже не знали, какие у нас есть праздники. До сегодняшнего дня еще есть такие, которые мало что знают. И вот с помощью праздников мы их хоть как-то приобщали к традициям, — беседа прерывается, Фаина Перецовна вспоминает про лежащие на тарелке сладости и настойчиво угощает представителей Станка. — Попробуйте, тут все вкусное, у нас кошерное все.
У Вас за этим кто-то следит?
Да, у нас два человека, раввин и соблюдающий еврей, которые следят на нашей кухне за кошерностью. Этим двум людям мы выплачиваем зарплату за их работу. Ничего не покупается, что не положено. Тот же творог, он единственной марки, в магазине самый дорогой приобретается. Фрукты, овощи, понятно, все можно. Мясо мы везем только из Москвы, потому что забой должен быть кошерный. Мы едим только ту рыбу, которая имеет чешую.
Что еще находится в этом здании?
Когда мы его строили, понимали, где что надо разместить. Третий этаж отдан детям, там школа, на втором — синагога, библиотека, компьютерный центр. Школа у нас тоже интернациональная. Места мало — классы маленькие, максимум на 14 детей. Школа у нас существует с 2000-го года, первоначально это были классы в муниципальной школе, а с 2014-го — здесь. Мы сюда перевели сразу три класса, а в следующем году уже набрали первый класс. Вначале он был очень маленький, а сейчас набираем по 18-20 человек, детей просто некуда сажать. Наша школа стала престижной, потому что мы подбираем очень хороших учителей, и чего только у нас здесь дети не изучают: и английский, и иврит, кто хочет, и робототехнику. Нам еврейская организация «ОРТ» (прим. ред.: ОРТ — всемирная еврейская просветительская и благотворительная организация), организация по коммуникациям, подарила наборы робототехники для всех классов. Просто они видят, какие у нас здесь преподаватели! Наш преподаватель по информатики — кандидат наук, защитилась на нашей базе, у нас с первого класса информатика. И вот наша преподаватель, она очень одаренная, написала книгу в стихах «Компьютер без затей для маленьких детей». Еще недавно вторую книжку издала — «Как пользоваться компьютером», тоже в стихах. Она защитила диссертацию на базе нашей школы. Посидеть на ее уроке — это такое удовольствие! Еще дети изучают историю еврейского народа. Поэтому история в школе у нас очень интересная, как и весь еврейский мир. И сейчас я почти ничего не читаю, кроме истории моего народа. Ведь наша история — шеститысячелетняя!
А что за компьютерный центр?
Он у нас городской. Мы выиграли грант, вернее его выиграл «ОРТ» для нас. Всемирно известная фирма Хьюлетт-Паккард (прим.ред.: Хьюлетт-Паккард — одна из крупнейших американских компаний в сфере информационных технологий) подарила нам компьютерный центр, 22 ноутбука. Это был 2005 год. Сначала мы бесплатно обучали женщин. Тогда компьютеры только-только входили в моду, и уже нельзя было без них получить работу. Чтобы женщинам легче было устроиться на работу, они проходили у нас бесплатное компьютерное обучение. Сейчас, когда уже не надо обучать детей компьютерам, потому что они сами все знают, мы начали учить пожилых людей. Выигрываем гранты и на эти деньги бесплатно обучаем людей. Сейчас у нас обучаются не на компьютерах, а на планшетах, там ведь есть небольшая разница. У нас очень хороший преподаватель, и когда Вы опубликуете это в интернете, можете от моего имени приглашать к нам всех пенсионеров, которые хотят овладеть компьютером, все это бесплатно.
Любых национальностей?
Фото: официальный сайт
За эти годы мы уже успели обучить тысячи людей, всех национальностей. Это совершенно не имеет значения. У нас вот такие интернациональные программы, и одна из самых важных — обучение компьютерной грамотности.
Вернемся к городской администрации. Какие у Вас с ней взаимоотношения?
Во-первых, мы благодарны ей за этот участок земли, во-вторых, еще до земли администрация нам выделила часть детского сада на десять лет безвозмездной аренды. Мы безмерно благодарны за все.
То есть Вы с ней успешно контактируете?
Все время. Буквально на прошлой неделе глава администрации города Евгений Васильевич Авилов вручил нам грамоту. Ведь наш центр работает на благо города. Мы помогаем, когда есть такая необходимость. Если у них не хватает места — пожалуйста, можно у нас провести любое мероприятие. Например, 18 марта попросили устроить концерт на нашем избирательном участке. С удовольствием выступили наши артисты, наш пищеблок обеспечил кофе, чай с пирогами. Мы очень тесно взаимодействуем. И если у меня какие-то проблемы, я иду в администрацию. Мы стараемся быть полезными городу, нам это тоже интересно. Во всех круглых столах, в мероприятиях, где диаспоры собираются, мы обязательно участвуем.
Кстати, какие у Вас с другими конфессиями отношения?
Со всеми хорошие. Мы всех приглашали на наш круглый стол, включая администрацию Советского района, и все у нас хорошо получилось. Мы устраивали праздник «Мы разные, но мы вместе» и делали выставку детского рисунка. И замечательный мальчик-чеченец принес свои работы. Его рисунки просто потрясающие, такие даже маститые художники не всегда делают. Он рисовал животных, они как живые, даже хочется погладить. Мы один-два раза в год устраиваем круглые столы. Участвуем в ярмарках, в областной Общественной палате со всеми конфессиями встречаемся.
Как Вам удается все это держать? В одном здании целая община.
Фото: официальный сайт
Да, у нас общественных программ больше пятидесяти. Представляете? Мы же обслуживаем и периферию тоже. Я вот не представляю, как люди живут на пенсии (смеется). Мне даже страшно, что я там могу оказаться. Уже привыкла к работе, и себя не мыслю без нее. Сейчас с финансированием проблемы, кризис коснулся и нас. Но ничего. Слава Богу, справляемся. Да, работы много — с утра до вечера.
А с другими городами, странами сотрудничаете?
Мы называемся «Хэсэд», что в переводе с иврита означает «забота». У нас в каждом областном центре в России и в СНГ есть свой хэсэд — еврейский благотворительный центр, который имеет спонсирующую организацию, образованную в 1914 году. Тогда была война, и евреи убегали в США, которые их принимали. В Америке я была по программе в шести штатах, и в каждом есть памятник: молодая женщина, молодой мужчина с чемоданчиком и у женщины ребенок на руках. Так они и прибывали, ничего не было, только этот чемоданчик и ребенок на руках. И им нужна была помощь. И тогда образовалась еврейская организация «Джойнт», которая помогала беженцам. Потом началась Вторая мировая война, когда евреи снова были изгнаны из их мест. И тогда эта организация стала помогать евреям со всего мира, которые нуждались в помощи. И в годы перестройки, когда в начале 90-х не было даже еды, они стали присылать нам посылки, помогать людям. Хэсэды были организованы во многих городах. Был создан еврейский институт социальных работников в Питере, и меня туда направили. Я там училась полтора года: мы каждые полтора месяца уезжали в Питер на десять дней. На семинарах руководителей хэсэдов мы обмениваемся опытом. «Джойнт» очень поддерживает по социальной программе, которая является самой главной: помогаем одиноким людям, которые остались без помощи. Самая главная программа — «Уход на дому» — помощь одиноким евреям.
Какие у Вас есть еще социальные программы?
У нас есть замечательная программа «SOS». Если у человека или у семьи сломался холодильник или, например, газовая плита, то мы оказываем помощь. Единственное — нужна справка о том, что холодильник пришел в негодность. Очень большая помощь идет по медицине: если нужно, например, зубопротезирование, которое сейчас просто баснословно дорогое, мы оказываем помощь. Даже по мелочам — очки покупаем, слуховые аппараты. Для детей есть такая же программа. Бывает, что дети больны или им нужна операция, дорогостоящее лекарство, это все мы обеспечиваем. У нас есть программа для детей из зоны риска: из неполной семьи, с низким доходом, такие дети у нас получают и питание, и одежду, и лекарства, и с ними, и с их родителями занимаются. Очень много сейчас детей-аутистов. И мы берем этих детей, и в школу тоже. Мы приглашали специалистов из Москвы, собрали группу таких детей, они их наблюдали, дали рекомендации. Мы уже второй год этим занимаемся, с тех пор как выиграли грант. В нашей школе на уроках с аутистами обязательно находится психолог, это все оплачивается по гранту. Обратите внимание на стены, эти картины вышила вручную мама одного нашего ребенка-аутиста. Он уникальный, о нем можно сделать даже отдельную статью. Потому что я не думаю, что таких детей много в мире. Она обратилась к нам, когда мальчик был еще в пятом классе. Он учился на дому. Его мама к нам обратилась, потому что пенсия маленькая. Мы о них заботились, пока он по возрасту нам подходил. То есть до его семнадцати лет, а после они обращались к нам только в крайних случаях: когда нужен был компьютер, а у них не было средств. Этот мальчик успешно закончил школу и поступил на юридический факультет. Он не говорит вообще, только звуки издает.
Он закончил обучение в университете?
Фото: официальный сайт
Да. Вообще не говорит, но закончил юрфак. Я еще удивилась, как он юристом будет работать. Оказывается, сейчас есть приставки на компьютер, и когда ты печатаешь мысли свои, они их озвучивают. Это стоило 30 тысяч, у них, естественно, таких денег не было. Они обратились к нам, мы нашли спонсора в Туле, женщину, которая оплатила эту приставку. Он пришел с мамой, мы все это им вручили. После этого он принес мне несколько страниц материала — его произведений. Оказывается, он пишет такие интересные вещи философского плана. Сейчас мальчик второе образование получает на журфаке. Я храню все его произведения, сейчас я даже иногда с ним советуюсь, потому что у него интуиция очень развита. Мама его демонстрировала здесь способности своего сына. У нее с собой был калькулятор, она говорит: «Наберите пятизначное число и три цифры после запятой. Напишите». Я написала, показала молодому человеку. Мама извлекла на калькуляторе из этого числа квадратный корень, и пока я подходила к ней, чтобы посмотреть, он уже написал трехзначное число и шесть цифр после запятой. Он в уме извлек квадратный корень! То есть у него компьютер в голове. Вот его произведения, я могу дать вам почитать, — протягивает аккуратную стопку бумаг. — Мне кажется, не каждый профессор может так написать. А мама его постоянно приносит свою вышивку. Мне неудобно, я знаю, в каком они материальном положении. Говорю ей, чтобы она продала это, а она приносит еще. Недавно часы принесла, все никак не повешу. Вот такие у нас дети есть в Тульской области.
Хотелось еще задать Вам вопрос относительно законодательства Российской Федерации. Если быть точнее, о Вашем отношении к 282 статье УК РФ «Об оскорблении чувств верующих». Вы сталкивались когда-нибудь с настоящим ущемлением из-за Вашей религии?
Знаете, в нашей стране за это время многое изменилось. Нет того антисемитизма, который был раньше. Мы чувствуем поддержку наших властей. У нас был инцидент в 2005 или даже в 2007 году, наши пандусы изрисовали. Там были написаны очень оскорбительные вещи, причем в разных местах. Это были лозунги, прославляющие Гитлера. Мы подали в суд и выиграли. После этого я не сталкивалась ни с чем подобным. У нас сейчас в школе есть преподаватель еврейских дисциплин, и он занимается ивритом только с теми, кто хочет. Очень много русских детей к нему на занятия ходит. Кто-то приходит в синагогу — пожалуйста. С первого дня к нам приходит целая группа протестантов. И когда мы строили этот дом, эта группа протестантов приносила десятину, хотя мы не просили. Как известно, все, что человек получает, он получает от Бога. И он должен делиться, десятую часть отдавать. И вот они приносили десятую часть. И до сих пор есть люди, русские, которые приносят десятину. Так что я ничего плохого не могу сказать. У нас есть русская группа. Мы выиграли грант по дневному центру на русскую группу.
Что за группа?
Это бывшие малолетние узники фашистских концлагерей, живущие в Советском районе Тулы. Когда они пришли, они были очень зажаты. Два года они к нам походили, для них программа шикарная: зарядка, завтрак, лекции. С ними занимается женщина, которая раньше вела передачу «Помоги себе сам», вокалисты, музыканты. В общем, это люди одного возраста, которым далеко за 70-75. Когда закончились два года действия гранта, они пришли с просьбой продлить его. Грант был от Великобритании-Германии. Я написала еще одну заявку на грант, очень просила продлить, и нам пошли навстречу. Закончился четвертый год, люди опять пришли просить. Спрашивают: «Ну что мы теперь будем без вас делать?». Мы написали, снова одобрили. Вот скоро заканчивается очередной грант, не знаю, что будем дальше делать. Эти люди так раскрепостились, ожили, вы не представляете. Они приходят сюда, и для них это праздник. И они живут этим днем целую неделю, пока не придут снова. Вот так мы и живем. — подытоживает Фаина Перецовна.
О синагоге. Интересно, Вы молитесь на иврите или на русском языке?
Очень хороший вопрос (улыбается). Соблюдающие евреи, которые чтут все заветы и традиции, молятся на иврите. Наш молитвенник на иврите, с транслитерацией и с переводом на русский.
Что в иудаизме стоит на первом месте?
Когда мудреца спросили: «Вот Тора, она такая толстая, как бы ты выразил одним словом, что в этой Торе?» (прим. ред.: Тора — в широком смысле: совокупность иудейского религиозного закона, в узком — «Пятикнижие Моисеево», первые пять книг Ветхого Завета). Он ответил основным постулатом всех религий: «Ты должен любить ближнего так же, как самого себя». Для нас самое главное — это доброе отношение к людям. Знаете, мне кажется, что мы уже рождаемся с этой Торой внутри. Потому что я вижу, как люди, с которыми мы работаем, переживают за других. За себя так не переживаешь, как за чужого. Честность и порядочность — это прежде всего! Такие люди и работают в нашем хэсэде. И я уверена, что с ними мы и дальше будем успешно продолжать нашу благотворительную деятельность.
Читайте далее: Интервью с настоятелем тульского католического прихода
