27-ого января в Red Club состоялось выступление электронной live банды из Белоруссии Intelligency. Относительно молодой коллектив уже успел обрести популярность в своей родной стране и разделить сцену с такими музыкантами, как ONUKA, MUJUISE, TESLABOY. Полные энтузиазма и амбиций, ребята охотно рассказали нам о своём творчестве и планах на будущее.
Всеволод Добвня (слева), Юрий Тарасевич (справа). Фото: Константин Кузменко
Как бы вы себя презентовали для человека, который о вас ничего не знает?
Юрий: Импровизационный электронный уличный мини оркестр, играющий с помощью приемов лайв-лупинга и блюзовой импровизации.
Всеволод: И всё это из Минска.
Ю: Живая электроника.
О чем вы поете и для кого вы поете?
Ю: Друг для друга. (смеется)
В: Прежде всего для себя поём. О чем? О простых темах: о доброте, о мире. Мы не загоняемся в какие-то сложные, многослойные тематики.
Как бы вы охарактеризовали вашу целевую аудиторию?
Ю: Разная очень аудитория слушает. В последнее время мы заметили, что нас слушают так называемые хипстеры, как модно сейчас говорить. Вообще, люди очень разные. Мы когда давали интервью на телевидении, женщина, которая приносила нам чай, очень пожилая, говорила: «Ребят, я на джазе росла, и мне очень всё нравится».
В: И сказать, что это какая-то одна тусовка, нельзя, но тем и лучше, что это музыка для всех.
Фото: Константин Кузменко
Как думаете, что лучше всего делать под вашу музыку?
Ю: Хороший вопрос. (смеется) Я как-то пытался заниматься….(смеется) Гулять. Думать.
В: Самый пока нестандартный вариант — это когда нам один человек отправил фотографию: мол, сидим и слушаем из леса на какой-то опушке. И потом он прибавил, что он пошел за грибами, видимо.
А вы какую музыку слушаете?
Ю: Мы не привязаны к стилю.
В: В основном что-то имеющее отношение к классическим построениям. То есть не новая школа, хип-хоп, например, а больше классики. Фанк классический, джаз, блюз. Команды от очень старых до современных, которые вырастали на этом всём. Kaleo любим, Николаса Джаара.
Ю: Много музыки сейчас появляется и многое нам нравится. Многое бесит. (смеется)
В: Меня, например, ничего не бесит. Что-то бывает, не цепляет, но ты прекрасно понимаешь, почему это цепляет других людей. Для меня это новая школа хип-хопа с электронными недо-битами. Я, допустим, не всегда могу ее воспринять, но прекрасно понимаю, из чего она сделана. Из современных стилей — техно и минимал-техно отлично заходят. Я даже легко бы доказал, что это имеет отношение к джазу непосредственное. Есть люди, которые думают, что это все разное. Электроника и живая музыка, вроде рок-н-рола. Эти люди глубоко ошибаются. Мое мнение — если человек не может одинаково классно слушать Jefferson Airplane и Дасти Кида, то он не понимает ничего в музыке.
Ю: Другое дело, что рок-н-рол и техно бывают разные.
В: Все стили переплетены в одно построение, все от одной ветви.
Ю: Поэтому в каждом стиле есть то, чем мы восхищаемся. А по поводу бесит: очень много музыки в голову не заходит. То, что мне нравится у нас: слушаешь и в подсознании запоминаешь мотив, какие-то вставки музыкальные.
В: Музыка либо преломляет реальность для тебя, открывает какие-то бессознательные каналы, либо просто поверхностно проходит. И этой, последней, музыки прилично. Из стилей, наверное, такой только один — новая школа хип-хопа. Музыка просто идет мимо. И всё. Это очень локальная музыка. Надо слушать музыку, которая генерирует новые стили, дает незавершенный ответ; за которой могут последовать какие-то подражатели творчеству.
Фото: Константин Кузменко
Есть какие-то команды, на которые вы ориентируетесь?
В: Наверное, нет. Мы не скрываем, что у нас изначальный был рецепт создавать музыку себе в плеер. Записать смесь, основывающуюся на классическом рок-н-роле: Jefferson Airplane, The Doors и т.д. И всё это попробовать вписать в техно. Мы хотели попробовать это сделать, и даже не знали, что есть такой Николас Джаар, который уже это делал. Нам несколько человек, которые воспитаны музыкально, и чье мнение я респектую, говорили, что это уже играли. А мы не виноваты в этом, просто у человека такие же мысли, как и у нас.
Ю: Сейчас много мешают разных стилей, но мы просто ориентируемся на себя, на наши ощущения от музыки. Когда мы сделали первые попытки, мы были рады, что как-то очень по-грибному получалось… музыка вообще не для людей. Получалось очень космически, загонно, депресивно.
Ваш первый альбом вышел два года назад. Какие изменения с тех пор произошли в вашей музыке и в вашей команде?
Ю: Много чего произошло в каждой сфере. От качества наших подходов, аранжировок, до того, что мы много где побывали за два года. Пятнадцатый год стал отправной точкой. Только в пятнадцатом году мы поняли, что делать и как.
В: Мы нашли людей, которые постоянно сейчас с нами играют. Гитарист и бас-гитара. У нас появился полноценный фестивальный состав. А в музыкальном плане сейчас мы удивим слушателя тем, что долгое время вынашивали русскоязычные треки. Пробовали это делать, хотя не было такой сверхзадачи, но просто так получилось, что у нас было три трека на русском языке и сейчас, совсем скоро, мы выпустим их в свет. Это будет интересно послушать. Но опять же, мы не отошли от стиля ни на грамм. Какой был стиль, такой и остался. Он только крепчает.
Ю: Это эксперимент такой, как когда-то у нас был на родном языке, белорусском.
Как вас принимают в регионах?
В: Мы играли только в Смоленске, Питере и в Москве. Вот сейчас Тула, четвертый город.
Ю: Тут отличный прием. Сидим в бордовой цитадели. (смеется) Люди отличные. Очень много мест люди советуют, где можно с кем-то поговорить и что-то попробовать.
Фото: Константин Кузменко
Какой город из тех, в которых вы были в России, запомнился больше, чем другие?
Ю: Они все запоминаются.
В: Они все очень разные. Питер своеобразный, как кот. Он отдельно от всех, гуляет сам по себе. Такой изолированный немного город. Он сам в себе со своей культурой темной и вдохновенной. С Невой.
Москва очень неожиданно для меня открылась как теплый город. Я всегда представлял себе Москву иначе: как огромный город, который приглашает артистов, имея деньги. И просто как город-импорт. Но, по факту, Москва оказалась очень теплым городом, там слушатели соображают в музыке. И в целом Москва не подтвердила ни одной легенды про себя. Лично для нас. Про то, что она агрессивная, люди двигаются очень быстро… Да везде где мы были люди живут быстро, везде стараются. Уже, наверное, таких городов нет, где все медленно, благодаря интернету. Уже все двигаются.
А Смоленск исторический. Со своей мрачно-темной изюминкой. Это город сам в себе и со своим достоинством.
Ю: Он с ложкой. Может тебя накормить и дать по лбу.
В: И аудитория крутая в Смоленске. Там люди тоже шарят. Поэтому все города разные, и все нам понравились.
А Туле уже можете дать какую-то характеристику? Успели где-то погулять?
В: Мы проехали буквально чуть-чуть. Единственное, что пока можем сказать — Тула очень разная. Въезжаешь — деревенские дома. Их мы сфотографировать очень хотели. Именно эти дома, деревянные со скатной крышей. А какие-то советские. Советская такая жесть. Более контрастного города мы не видели. Все города какие-то более плавные и сконцентрированные на какой-то идее.
Смоленск, например, — это железная дорога, это холм, мост… То есть, сразу ассоциативный ряд какой-то. Питер — это Нева, это Балтийский берег, холод, модные люди, гордые собой. Москва — это теплый подвижный город. У меня Москва ассоциируется с летом. Все ходят, улыбаются, ищут лучшей жизни. Город оптимистов.
В Туле пока возникает ощущение, что она очень своеобразно воспитана. Обычно города такие мрачные и контрастные, воспитаны в своей культуре какой-то. Нам кажется, что здесь по-любому было какое-то движение, и движение достаточно сильное. Оно выживает и выживет по-любому.
Фото: Константин Кузменко
А в своем родном городе часто даете концерты? Как вас там принимают?
В: В своем родном городе мы любим играть. Там даем концерты часто, раз в месяц-полтора.
Ю: Чаще не можем. Не успеют соскучиться.
В: Аудитория приходит постоянная. В Минске мы стали локально популярны среди местной молодежи благодаря тому, что играли на улице. Открытые сеты уличные. Выходили и просто играли перед людьми, и их собиралось большое количество, потому что для Минска это было в новинку. Вот такой беспорядок. Чуваки просто выходят и включают колонки. Начинают играть не каверы, а авторскую музыку.
Ю: Обычно все привыкли, что уличные музыканты — это метро, это гитара. Мы же пошли дальше. Мы брали полностью всё оборудование и выставляли на улицу.
В: Это были концерты не террасного типа, для какого-то приглашенного контингента, а спонтанные уличные вылазки. В каком-то дворе, например, где тусуется наша аудитория.
Ю: Людям этого не хватает. Идешь по городу, не надо никуда заходить, громкая музыка, вроде интересно.
В: И мы играем там, где в Минске творческий кластер. У нас есть бар «Хулиган», он поднял Минскую молодежь в свое время на уровень выше именно по культурному восприятию. Там находится ряд заведений популярных. И улица вся исписана граффити. Там одни из самых больших граффити в Европе. У нас есть фестиваль «Улица Бразил» при бразильском посольстве. У нас с Бразилией очень хорошие отношения и бразильские граффитисты расписывают нам стены. Мы встали на этой улице и начали играть. Первый раз пришло человек триста. Во второй раз семьсот. Нас увидел кто-то из администрации и пригласил выступать в центре города. Мы выступали у ратуши. Туда пришло полторы тысячи человек.
Ю: Людям этого не хватало. Не надо никуда идти.
В: И как-то буквально за лето шестнадцатого года нас стали узнавать даже на улицах. В Белоруссии о нас знают. Но за пределами пока не особо.
Фото: Константин Кузменко
Есть ли какие-то кардинальные отличия между белорусской публикой и русской?
В: Кардинальных нет, есть точечные. Допустим, белорусского слушателя сложно «тронуть». Он холодный эстет. Белорусский слушатель сложно раскрываем. А украинский слушатель, наоборот, очень открыт. Люди там очень чувствуют музыку и очень подвижны. Русские тоже открыты больше, чем белорусы. У русских очень четкое ощущение мотива. Им нужно, как мы у себя внутри это называем, чтобы у песни были яйца. Чтобы это было интересно и по мотиву, и по восприятию. Поэтому у вас и новаторской музыки много сейчас. Не только в хип-хопе, а в целом.
Как вы пришли к идее создать группу?
В: Мы познакомились на вечеринке по лайв электорнике. Потом встретились, пообщались и потихоньку, по одному треку, делали и выкладывали в сеть. И понеслась. Оборачиваясь назад, всё кажется полным баловством. Выкинуть трек в сеть и месяц ничего не делать. А потом, уже со временем, оказалось, что люди слушают, им нравится. И эти уличные танцы перевернули вообще всё. До них мы поигрывали больше для себя и очень туго, но старались собирать свою аудиторию. А после этого оказалось, что куча людей хочет чего-то такого.
Есть у вашей группы какие-то общие традиции? То, что объединяет кроме музыки?
В: Что нас объединяет?
Ю: Алкоголь!
В: Место жительства объединяло некоторое время. И сейчас объединяет, половина группы там живет. Не сказать, что мы часто тусуемся вместе. Не хватало еще, чтобы в угаре там все поумирали. Нам вполне хватает этих вылазок в другие города. В пятницу уехал, в воскресенье вечером ты дома. Телепортаций таких хватает.
Фото: Константин Кузменко
Какие вы видите перспективы развития электронной музыки в Белоруссии, в России?
В: Перспективы развития электроники в Белоруссии сложноватые, потому что у нас еще нет того самого музыкального воспитания. У нас основное воздействие на слушателя и музыкальное воспитание пошло с советского времени. Советская музыка очень хороша, и есть классные песни того периода, но музыка идет дальше и развивается. А мы, как в 90-ые годы развалилась эта страна большая, в музыкальном плане потерялись. То есть, мы сразу начали воспринимать зарубежную музыку, и люди начали заниматься зарабатыванием денег. Так происходит до сих пор . Поэтому в Белоруссии эта перспектива очень сложная и количество слушателей невелико. Надо, чтобы поколение выросло, слушая качественную музыку.
Вот в России, поскольку это всё-таки какой-то объединяющий, исторический центр, всё чуть лучше. И население больше. И города аутентичние. Поэтому, если всю электронную музыку брать — у вас [невероятный] прорыв. Представить себе, что по телевизору будут показывать музыкальных интернет-героев — это уму непостижимо. А их показывают и хайпят. То есть, Антоха MC, Хаски, и даже всем уже поднадоевший Oxxxymiron; Therr Maitz, MUJUICE – это всё электронная музыка. В России, как в культурном центре, есть сподвижки, и они развиваются, но в основном базируются на русском слове. То есть, это больше реп, хип-хоп. Русская культура, ввиду последних всем известных событий (из-за натянутых отношений с другими государствами), немножко воспряла и старается себя найти. Поэтому получаются такие осколочные явления. Они в основном вокруг речи концентрируются, вокруг самого главного, что есть у российского народа. А касаемо музыкального выражения, Чайковский был последний композитор, а потом всё, умерла эта школа. Условно говоря, музыкального плана людей очень мало. Единицы, которые именно за счет музыкальных гармоний выезжают. В мире развивается техно, электроника глубокая. Даже если про поп-музыку говорить — это что-то гармоническое, а в России пока с этим напряг.
Ю: Это всё аккумулируется привозами, фестивалями.
В: Потихонечку процесс идет. В России это быстрее будет, чем у нас. В Украине это уже «бахнуло». Там уже эта движуха пошла, но у них всё сложно.
А в мире это сейчас развивается. Открыть сайт со списком вечеринок, например в Праге, там каждые выходные… тысячи людей… десятки мест… разрываешься: куда идти? Там одновременно могут выступать пять топовых мировых имен, которые погрузят в такое состояние, из которого ты неделю выходить будешь. Условно говоря, в мире это очень развито и развивается дальше. Такие команды как Moderat, например.
Ю: Всё не стоит на месте, и мы тоже.
Фото: Константин Кузменко
А в вашем родном городе в выходные вечером как с досугом? Есть куда сходить?
Ю: Уже нет. Было время, когда тусовались все. Лет пять назад. Ощущалось, что разные клубы, разные стили. А сейчас, наверное из-за Европы, всё это перешло в бар. Нет уже такого понятия — пойти в клуб. Есть понятие пойти в бар. Там будет какая-то музыка… может быть.
В: Нужно еще понимать, что экономическое положение тоже влияет, а у нас оно сложное. Как и везде в СНГ. Поэтому рассчитывать на то, что это всё будет вырастать — нельзя. У нашего слушателя нет музыкального воспитания, чтобы это росло само по себе, без денег. Это всё сложно и становится только сложнее.
Что могли бы пожелать начинающим музыкантам?
В: Делать музло, которое нравится им самим.
Ю: Делать не то, что модно, а то, что из тебя идет.
В: Сейчас — то время, когда нужно быть честным. Нужно быть самостоятельной единицей. Надо понимать, что халявы не бывает; что мир штука сложная, надо в нем уметь жить. Музыка — это то же самое, идентичная вещь. Делай то, что тебя прёт. Делай хорошо. Не отлынивай. Понимай, что твоя музыка иногда может давать сбой, она может быть не твоей, может быть высосана из пальца. Надо выстрадать это, надо работать над этим. Быть объективным и честным к себе. Понимать, что если ты собираешься пробивать свой путь, то никто тебе не поможет. Слушатель, только благодаря интернету, не набьется к тебе в группу, и не будет приходить в зал на тебя. Интернет дал всем такие возможности, но не надо думать, что он всё за тебя сделает.
Сейчас время не продюсеров, а полностью селф-мейда. Либо ты полностью отдал себя, либо нет. Сейчас суровый мир и максимально честное время. Кстати, отличие сегодняшнего времени от 90-ых, а тем более 60-ых, в том, что, благодаря google, он стал честным и прозрачным. То есть, если ты делаешь «шило» — к тебе никто не ходит на концерты, если ты делаешь классно — ты собираешь площадки. Если ты вкладываешься, то всё будет. Нет людей, которые тебя могут вытащить и сделать из тебя звезду.
Вы более информированы о нашей стране, чем мы о вашей.
В: А у нас на самом деле нечему «информироваться». Если вкратце описывать ситуацию в Белоруссии – всё очень просто. Есть президент, которому большинство народа доверяет. Его характер белорусов устраивает. Он не пыжится, немножко инфантильный. Он не вор, не мошенник. То, что он показывает, что у него какие-то счета — это вранье. У Лукашенко ничего нет. Да, и ему и не надо ничего. У него абсолютизм, и, в отличие от Путина, у него гораздо больше полномочий в Белоруссии, чем у Путина в России. Ему ни один олигарх ничего не может сказать, их просто здесь нет. Он в этом плане как Сталин. Зачем тебе воровать, если у тебя и так абсолютная власть? И убегать некуда. У Путина пути отхода есть, кстати, потому что его же люди вместе с ним могут выбрать, кого поставить вместо него в случае чего из этой же тусовки. А в Белоруссии такого нет. В Белоруссии всё в одном человеке, поэтому нам немного страшнее, чем вам в этом плане. У нас, когда один человек уйдет, начнется раздел собственности.
Россия мне очень интересна, и я стараюсь изучать все точки зрения. Я и Навального смотрю периодически, чтобы послушать, что он предлагает. Вряд ли он, конечно, станет президентом. Он не учитывает, что большая часть населения старая, и они все-таки доверяют не прыткости молодежной и задору. Они доверяют стабильности. У них есть дети, внуки; люди, за которых они в ответе. Они не могут взять и прыгнуть в неопределенность. Для них это страшно.
Фото: Константин Кузменко
Вы уже два часа в Туле. Кто-нибудь пытался подарить пряник или самовар?
Ю: К сожалению, пока нет.
В: Хочется сфотографироваться. Я себе вообще представлял, что мы приедем в Тулу, и тут будут сплошные церкви и храмы. Я настраивался на это. Что это будет город церквей, храмов, старых обшарпанных зданий. Как Смоленск, только еще жестче. Мы, кстати, сейчас будем делать клип на песню «Ты» и идеально было бы снимать его в Туле, но уже начали снимать в Узде. Мы искали маленькие деревянные дома, классические с наличниками и скатной крышей, как у вас.
Фото: Константин Кузменко
