19 декабря в КЦ «Типография» выступил с лекцией один из ведущих российских кинокритиков — Антон Долин. Перед началом мероприятия нам с Антоном удалось прогуляться по городу и набрать материал на полноценный лонгрид, которые так любит писать виновник торжества.
Фото: Дмитрий Митяев
Антон, для вас мы собрали целую авоську вопросов от представителей тульских СМИ. Приятно, что в городе есть активные журналисты, жаждущие сотрудничать. Начать хотелось бы с вопроса о вашем отношении к непрофессиональной журналистике, например, в кино. Может ли, скажем, блогер этим заниматься? Как к этому относиться? И стоит ли за истину принимать слова критиков? Ведь критик — тоже человек.
Смотрите, ситуация простая. Любой имеет право на своё мнение и на оформление этого мнения в блог, текст, высказывание. Ничьё мнение не является абсолютом, никогда им не являлось и не может являться. Самые авторитетные критики на земле, начиная с Древней Греции, заканчивая, например, русской критикой XIX века: Белинский, Добролюбов, Григорьев, назовите кого-то угодно ещё… Гончаров. Спорили друг с другом, не соглашались ни в чём, и не существовало единого мнения. Вообще, наша искренняя вера в то, что существует некое правильное или объективное мнение — это само по себе оксюморон. Оно базируется на советской школе, где нас учили тому, что «Евгений Онегин» необходимо читать, как энциклопедию русской жизни. Энциклопедия и точка. Если кто-то вдруг скажет, что это не энциклопедия, а маленький, интимный роман про любовь, то этот человек сразу будет не прав. В реальности нет правоты и не правоты. Но в этих странных болотах субъективности, конечно, существуют разные способы прочтения. И тот, который будет и наиболее остроумным, и наиболее обоснованным, будет не банальным и подкрепленным текстом, тот и будет побеждать другие. Критика не должна быть банальной, у неё должен быть свой голос, и она должна базироваться на чём-то кроме этого малоприятного «Я так вижу». Так видеть имеет право художник, он имеет право вообще на всё, а критик осуществляет коммуникацию между художником и потребителем его труда: зрителем, слушателем, читателем. Поэтому он (прим.ред: критик) обязан быть внятным, и не имеет права быть банальным. Соответственно, профессионализм пресловутый в том, чтобы обладать навыками анализа и уметь облекать его в слова. Если ты способен это делать, и достаточное количество людей к твоему мнению готовы прислушиваться, то ты становишься профессионалом. Хотя есть очень узкое определение профессионала — «Тот, кто способен зарабатывать этим на жизнь».
Фото: Дмитрий Митяев
Раз уж мы коснулись советской схоластики. Правильно ли я понимаю, что вы терпеть не могли, когда в школе, скажем, на уроках литературы, всё однобоко трактовали?
Вы неправильно понимаете, потому что у меня была очень хорошая школа, один из важнейших уроков — «Профессия», когда я еще понятия не имел, чем буду заниматься. Были старые сборники, которые выходили уже в перестройку. В частности, «Отцы и дети» в русской критике, где было одно произведение и с десяток статей о нём. Например, для Аполлона Григорьева «Гроза» Островского — это проявление стихийной красоты русской природы и природы русского человека. Для Добролюбова это история о протесте. А для Писарева это, как он сам писал, — переполох в семейном курятнике. Плюрализм критики и возможность разных прочтений я понял уже в школе. Задолго до того, как я прочитал Ролана Барта, его «Смерть автора», я прочитал у Добролюбова «Тёмное царство» — историческую статью, в которой он устанавливает грань между мировоззрением автора и его миросозерцанием. В его системе координат, мировоззрение — это то, что автор хочет сказать своим произведением, а миросозерцание — то, что он может сказать, не желая этого сказать. То есть теория свободного прочтения «Смерти автора», где-то за сто лет до Барта, русскими критиками была сформулирована. И все это я читал в школе. Но, конечно, существовали и обычные учебники. В институте я встретил людей, которые по ним учились и в полную силу оценил скуку советского прочтения. Правда, у всех, кто учился в школе именно так, были, как правило, разные способы защиты. Например, вообще не читать классику, а просто зубрить наизусть. Я лично русскую классику люблю и всегда читал с удовольствием. Никогда для меня это не было обязаловкой.
Фото: Дмитрий Митяев
В продолжение темы былых лет, помните ли вы свой первый поход в кино? Как и с кем это было?
Впервые совершенно точно не помню, моё детство прошло в восьмидесятых годах, большую часть фильмов мы смотрели в телевизоре. В кино я, конечно же, ходил, но не был ребёнком-киноманом. Кино, которое я реально помню с детства, — это кино из передачи «В гостях у сказки». Классика советского и социалистического детского кино. У меня есть несколько воспоминаний о походах в кино, в основном меня водил дедушка. Очень хорошо помню, как ходил на «Сказку странствий», хорошо помню, как мы ходили на «Спартака» в кинотеатр «Темп» на Беговой. Честно сказать, я совсем не человек, выросший на кинематографе, впитавший его с молоком матери. Ничего подобного не было.
А если мы говорим о просмотре зарубежного кино, вы бы выбрали субтитры или хороший дубляж?
Ой, здесь нет вариантов, только субтитры. Дубляж в советское время был принят не только ради населения так называемой самой читающей страны в мире. Если бы она была самой читающей, то она тоже предпочитала бы субтитры, а не дубляж. Просто очень часто фильмы цензурировались, в том числе при переводе, и дубляж помогал в этом. Вообще, конечно, дубляж — это варварство. В некоторых странах это традиция, и поэтому с этим варварством нескоро покончат, но всё равно это варварство. Всё, это аксиома. Звук — не менее важная часть фильма, чем изображение. Голос актёра — не менее важный инструмент его работы, чем мимика и жестикуляция. Когда мы лишаем его голоса, не спросив, и добавляем голос другого актёра, мы, естественно, насилуем художественное произведение, как бы мы тщательно и вдохновенно это не делали.
Думаю, нам нужно хоть на мгновение отвлечься от темы кино. У вас есть опыт работы и на радио, и на телевидении. Как вы, со стороны, оцениваете тусовки, которые там сложились?
Я ни в каких тусовках не участвую. Я — человек одинокого труда. Вокруг меня существуют коллективы разных редакций, со многими людьми у меня хорошие отношения. Но, по сути дела, я не работаю в команде. К Урганту я просто прихожу раз в неделю, на пятиминутный эфир, и потом тут же уезжаю. На радио я прихожу к эфиру и ухожу после этого. Тусовка — нет, коллектив, как коллектив, обычный. Стараюсь подальше держаться от среды российского телевидения, оно абсолютно токсичное. К счастью, конкретная редакция программы «Вечерний Ургант» не такая. Но это отдельная редакция, она не имеет отношения к производству других программ. Это совершенно сепаратная команда. Повторяю, хоть она и сепаратная и мне симпатична, я полноценной частью её команды не являюсь. Я — скорее такой регулярный гость.
Фото: Дмитрий Митяев
Были ли вы влюблены в какую-нибудь актрису кино?
Нет, у меня с любовью всё очень сурово и по-солдатски. Я всю жизнь живу с одной женщиной, которую полюбил задолго до того, как полюбил кино. Поэтому эти влюбленности в актрис или актёров, мне кажется, для людей, несчастливых в личной жизни. А если говорить о том, нравятся ли мне какие-то актрисы, такое, конечно, бывает, но это чувство несравнимо менее сильное, чем влюбленность. Оно всегда имеет отношение к актёрскому таланту, восхищению профессиональными качествами и дарованием, а не только к внешним чертам, которые нравятся или не нравятся. Мне всегда очень нравилась Николь Кидман, сейчас нравится Эмма Стоун, Джессика Честейн, наверное, отвечает моему представлению о женской привлекательности. Но даже тут я не могу сказать, действительно ли они отвечают этим представлениям, или мне просто нравится их актёрское существование в кадре. Привлекает, возможно, оно, а не только внешность.
Джессика Честейн начала свою карьеру с сериала «Мрачные Тени». Сериалы сейчас очень выросли и в плане охвата аудитории, и в плане финансовых затрат. Как вы видите их взаимоотношение с кино в ближайшие годы?
Взаимоотношения никакого нет. Есть сериалы, они растут, их всё больше, они всё могущественнее. Пока конъюнктура позволяет этому рынку расти, в какой-то момент он стабилизируется и перестанет расти. Его количественного влияния на кинематограф я не вижу. Что касается влияния качественного, оно, конечно, есть. Очень часто люди из мира сериалов начинают снимать большое кино, и наоборот. Но это — такой же процесс обмена кадрами, как между театром и кино. Можно ли сказать, что театр влияет на кино, когда театральный артист начинает сниматься в кино? Я не уверен, что это будет правильный вывод. Это немножко разные сферы, разные виды искусства, в которых востребованы и профессия режиссёра, и профессия актёра. Они немножко специфически разные. Мы все знаем, что есть актёры, которые прекрасны на сцене и неинтересны на экране, и наоборот. Но иногда совпадает. Иногда они могут проявлять разные качества. Например, я видел Янковского и на сцене и в кино. Он очень разный. Совершенно разная техника игры, разное существование, но и там и там очень хорош. С сериалами также бывает.
Фото: Дмитрий Митяев
Как вы относитесь к тому, что в нашем кино образ России обычно размыт, в то время как за рубежом часто ссылаются на конкретные места?
Знаете, это очень просто. Россия — слишком огромная страна. У нас этот национализм и регионализм очень плохо развит, что, может быть, грустно, но это так. Потому что мы живём в империи или бывшей империи. Она слишком гигантская. Любить её всю невозможно, патриотическое восхищение всей Россией сразу — это, в общем-то, фантом. Поэтому придумывают каждый раз какую-то абстрактную Россию. Правда Москва или Петербург, как правило, на экране конкретные. Здесь ничего абстрактного уже нет. А Россия — это абстракция.
Например «Дурак» Юрия Быкова. Дом, ставший одним из главных героев, стоит здесь неподалёку.
Мне, на самом деле, не нравится Быков и все его фильмы. В его фильмах уж точно обобщение, абстракция. Очень сложно за этим какую-то реальность и плоть почувствовать. Её там нет ни в замысле, ни на экране.
Хорошо, тогда с кем бы, из живущих или уже ушедших режиссёров или актёров, вы хотели бы пообщаться?
Со всеми, с кем я когда-либо хотел пообщаться, я общался. Из ушедших из жизни, с Ингмаром Бергманом, наверное, интереснее всего было бы познакомиться и поговорить. А так я — человек, в этом смысле, счастливый. Я общался с Триером, Линчем, с Германом, Сергей Лозница и Андрей Звягинцев — просто мои приятели. В этом отношении пожаловаться мне не на что. С Хаяо Миядзаки даже общался.
Серьезно?
Да, несколько раз.
Год подходит к концу, можете ли вы подвести его профессиональные и личные итоги?
Профессиональные итоги таковы, что российское кино очень победно провело этот год. В отличие от предыдущего, который, по иронии судьбы, был годом кино. Этот был годом экологии, но почему-то получился более удачным. Было очень много ярких фильмов, совершенно из разных сфер и областей, коммерческих, не коммерческих. Я доволен. Мне было интересно. Личные. Для меня самый серьезный итог года — это Твин Пикс. Мне кажется, ничего более необычного и вдохновенного в этом году не было. Фильмов хороших было много, я выстроил свою десятку и скоро её опубликую. Но, по большому счёту, если бы я хотел сделать двадцатку, материала бы хватило. Поэтому будет, что осмыслять. Год еще не кончился, но на сегодняшний день мне кажется, что он был очень удачный.
К слову об иронии судьбы, как вы вообще относитесь к ремейкам старых фильмов?
Я отношусь к ремейкам старых фильмов абсолютно индифферентно. Если ремейк талантливый… Понимаете, это как вопрос «Как вы относитесь к экранизациям?». В среднем, я считаю, что книжка всегда лучше. Также могу сказать, что старый фильм всегда лучше, чем новый. Но всё это такие банальности. На самом деле, новый фильм — всегда новый фильм, даже если он — покадровый ремейк старого. И экранизация — всегда отдельное произведение от книги. Поэтому отношусь я в зависимости от таланта. Я не вижу пока что по-настоящему талантливых людей, переснимающих советскую классику.
Фото: Дмитрий Митяев
Помимо прочего, в этом году была Матильда, невозможно не спросить про неё. Как вы считаете, вся эта шумиха еще до выхода была поднята специально?
Конечно, специально бы никто такого делать не стал. Я думаю, нет сумасшедших, которые себе в союзники призывают террористов, взрывающих кинотеатры, православных казаков и другую ряженую шваль.
Может быть, они просто не ожидали такого размаха?
Нет-нет, я не могу себе представить, чтобы этого джина из бутылки выпустили сами создатели картины. И Алексей Учитель не похож на человека, который что-то подобное мог бы сделать. Я видел предыдущие его фильмы, помню, что среди них были более китчевые и броские, «Край», например. И я не помню, чтобы один из них сопровождался такой кампанией. Не говоря о том, что, по-моему, ни один самый прозорливый аналитик не смог бы спрогнозировать, что безумие коснется именно фильма «Матильда». По большому счёту, фильм совершенно невинный.
А как вам впечатления от самого фильма?
Это неплохая жанровая картина в том жанре, который лично меня не очень прельщает. Но, мне кажется, что это качественная костюмная мелодрама на исторической основе. До которой фильму довольно далеко, но не чересчур. Не дальше чем книги Дюма уходили от исторической основы.
Кто ваш личный фаворит на Оскар в этом году?
Слушайте, ну нет же еще номинации. Мой личный фаворит — фильм «Нелюбовь». Я бы хотел, чтобы он получил эту награду. Понимаете, я не смотрел «Секретное досье» Спилберга. Спилберга я обожаю, это один из моих самых любимых режиссёров. И дело совершенно не в том, что он — такой «свадебный генерал» мирового кинематографа и Голливуда. Я просто очень его люблю. Но вообще, из тех фильмов, которые я смотрел, и которые там явно будут фигурировать, мне очень нравится «Форма воды» Гильермо Дель Торо, очень нравится «Дюнкерк». Если любой из этих фильмов признают лучшим, я буду абсолютно счастлив. Это две картины, которые в уходящем году завоевали моё сердце. Но, может быть, как в прошлом году, понимаете. Я, в общем, был вполне за «Ла-ла-лэнд», симпатичная картина. Только потом посмотрел «Лунный свет», который меня покорил, и с тех пор я желал победу только ему. Так что, возможно, что есть какой-то американский фильм, который я еще не видел, и которому и буду желать победу.
Фото: Дмитрий Митяев
На какой фильм в этом году вам больше всего было жалко потраченного времени?
На этот вопрос есть совершенно чёткий ответ. Больше всего мне жалко потраченного времени на сериал «Во все тяжкие». Я посмотрел его целиком. Досмотрев до конца, я понял, что он заканчивается ровно тем, чем он должен был закончиться после пятой-шестой серии. Всё это время просто тянули кота за хвост ради демонстрации своих технических возможностей, актёрских способностей. Я такое ненавижу. Это кино ради того, чтобы делать кино, а не ради того, чтобы что-нибудь сказать хоть кому-нибудь. И, поскольку времени я на это потратил много, было очень жалко. Было жалко потратить время на «West World», но чуть меньше жалко, потому что там меньше серий. Но тоже, как это было холодным вымученным формалистичным экспериментом в первой серии, так и осталось в последней. Я хочу, чтобы кино было для меня прежде всего эмоциональным опытом, а в идеале эмоциональным, переходящим в интеллектуальный. Опыт сугубо формалистический, который ничего не дает ни уму, ни сердцу, — это самое худшее, что может быть. В этом году я посмотрел все фильмы Андреасяна, написал о нём очень большую статью.
К слову, сценарист «Защитников» приезжал к нам в Тулу.
— Ну вот. Ради того, чтобы написать эту статью, чтобы она была серьезной и основательной, я смотрел некоторые фильмы по два раза. Я об этом не жалею. Потому что я узнал для себя много нового о российском кино, о российской индустрии, много нового и неприятного. Но это познавательно, это полезно, знать в какой стране мы живём. Поэтому как раз об этом потраченном времени я не жалею абсолютно.
Раз мы заговорили об Андреасяне, как вы относитесь к Жене BadComedian?
Вообще не отношусь. Я ничего против не имею. Вообще себе не представляю, что должно такого случиться, чтобы я тратил своё время на просмотр подобных подкастов. И зачем мне это было бы нужно? Я не его потребитель. Мы работаем на разном поле. Его задача — это весело высмеять фильм. Однажды я прочитал одну фразу в его интервью, после которой я успокоился и никогда больше не интересовался его мнением о каких-либо фильмах. Это когда он сказал, что фильм «Притяжение» очень плохой, потому что он учит молодежь заниматься сексом и курить в школе, а это очень плохо. Поскольку я тут же увидел за внешностью нахального интернет-блогера какую-то Мизулину, я решил, что пусть они с Мизулиной и общаются.
Фото: Дммтрий Митяев
Один из важнейших, на наш взгляд, фрагментов из лекции Антона оказался совсем не о кино:
Мне кажется, к детям нужно относиться, как к равным. С детьми есть один маленький трюк, который люди почему-то не догоняют. Надо понимать, что детьми были абсолютно все. Дети потом перестанут быть детьми и станут взрослыми людьми. Они отличаются только тем, что у них нет достаточного опыта, и еще не сформировались некоторые органы до конца, и всё. Мы с нашими детьми общаемся с их рождения на равных. Они поражены в правах только касательно возрастных вещей. Например, алкоголь, я не знаю даже что ещё, на самом деле. В остальном у них все права во всех решениях, вплоть до обустройства дома, до решения, куда мы поедем этим летом. Вот вам секрет. Если ребёнок, грубо говоря, приходит с двойкой из школы, то разговор с ним, — это не то «как его поругать за это». Надо понять, почему он получил двойку по какому-то предмету, чтобы подумать, что можно сделать, чтобы этого больше не было, и чем это ему или всем грозит. Еще один лайфхак: детям не надо врать. Даже когда вы говорите о каких-то интимных вещах. Если вас спросят откуда берутся дети, и вам надо объяснить семилетнему ребёнку, то лучше рассказать, как есть. Найдите способ. Поймите одну вещь: ребёнок априори доверяет вам сильнее, чем кому бы то ни было еще. Не надо это доверие подрывать. Если вы ребёнку врете, он вам верит. Потом он узнает, что это была ложь, и доверие подорвано. Это может разрушить отношения навсегда.
Я привожу этот отрывок в том числе потому, что перед началом лекции мы с Антоном заехали в сувенирный магазин за пряником для младшего из его детей. Это было нечто. Видеть критика всероссийского уровня в быту — какое-то изысканное удовольствие. Всё интервью он был довольно сух и сдержан, и я уже не надеялся на проблеск откровений. Мы зашли в магазин. Антон попросил у продавщицы пряник средних размеров. Сначала он спросил, есть ли собака, но увидев её, заявил, что та имеет весьма устрашающий образ. После короткого обмена аргументами, продавщица предложила Антону снеговика, на что критик ответил: «Уже лучше». В итоге, его взор остановился на сове. Он объяснил продавщице выбор следующим образом: «Она культовая, как Твин Пикс». Всё это время я наблюдал за происходящим с широчайшей улыбкой во все тридцать два. Антон обернулся и улыбнулся в ответ.
Беседа удалась.
Фото: Даниил Бессонов
Соавторы: Дмитрий Сергеев, Антонина Позднякова, Наталия Новикова
